Решайся, пилот! Марсианка шла, чуть покачивая бедрами, откинув назад маленькую круглую голову. Огромные черные глаза слегка прищурены, матовое лицо цвета слоновой кости, золотистые губы открыты в улыбке, на левом виске — зеленый треугольник — знак касты Хранителей Тайны.
Климов вздрогнул.
Он все еще не мог привыкнуть к загадочной красоте дочерей Марса.
— Простите, не скажете ли вы мне, где я должна зарегистрировать свой билет?
Она говорила певучим голосом на космическом жаргоне, проглатывая окончания слов.
— Налево, пассажирский зал, окно номер три.
— Спасибо! — Марсианка тряхнула серебряными кудрями и, бросив через плечо внимательный взгляд на Климова, пошла к двери. Палантин из бесценных шкурок небрежно волочился по полу.
«Дрянь! — с неожиданной злобой подумал Климов. — Искательница приключений! Навязали себе на шею планетку с угасающей культурой. Страшно подумать, сколько мы туда вбухали, а что толку! Разве что наши девчонки стали красить губы золотой краской. Туристочка!»
Он отвратительно чувствовал себя. От сердца к горлу поднимался тяжелый, горький комок, ломило затылок, болели все суставы.
«Не хватало только, чтобы я свалился».
Он проглядел расписание грузовых рейсов и направился в пассажирский зал.
В углу, под светящейся схемой космических трасс, группа молодых парней играла в бойк — игру, завезенную космонавтами с Марса. При каждом броске костей они поднимали крик, как на футбольном матче.
«Технические эксперты, все туда же», — подумал Климов.
Он толкнул дверь и зашел в бар.
Там еще было мало народу. Чета американцев, судя по экзотическим костюмам со множеством застежек и ботинкам на толстенной подошве — туристы, пила коктейли, да неопределенного вида субъект просматривал журналы.
Ружена — в белом халате с засученными рукавами — колдовала над микшером.
— Здравствуй, Витя! — сказала она, вытаскивая пробку из бутылки с яркой этикеткой. — Ты сегодня неважно выглядишь. Хочешь коньяку?
Климов зажмурил глаза и проглотил слюну.
Рюмка коньяку — вот, пожалуй, то, что ему сейчас нужно.
— Нельзя, — сказал он, садясь на табурет, я ведь в резерве. Дай, пожалуйста, кофе, и не очень крепкий.
— Ничего нового?
— Нет. Что может быть нового… в моем положении?
Он взял протянутую чашку и поставил перед собой, расплескав половину на стойку.
Ружена подвинула ему сахар.
— Нельзя так, милый. Ты же совсем болен. Пора все это бросать. Нельзя обманывать самого себя. Космос выжимает человека до предела. Я знала людей, которые уже к тридцати пяти годам никуда не годились, а ведь тебе…
— Да, от этого никуда не спрячешься.
Американец поднял голову и щелкнул языком. В дверях стояла марсианка.
— Бутылку муската, крымского, — бросила она, направляясь к столику у окна.
— Ну, я пошел, — сказал Климов, — мне еще нужно в диспетчерскую.
— Я сменяюсь в двенадцать. Заходи за мной, проводишь домой. Может быть, останешься, — добавила она тихо, — навсегда?
— Зайду, — сказал Климов, — если освобожусь.
«Если освобожусь, — подумал он. — Что за чушь! От чего тебе освобождаться, пилот второго резерва? Ты сегодня будешь свободен, как и вчера и как месяц назад, как свободен уже три года. Никто тебя никуда и никогда не пошлет. Тебя терпят здесь только из сострадания, потому что знают, что ты не можешь не приходить сюда каждый день, чтобы поймать свой единственный шанс. Приходишь в надежде на чудо, но чудеса бывают только в сказках».
У дверей он столкнулся с толстым низеньким человечком в униформе международного космодрома.
— Как дела, Витя?
— Отлично!
— Самочувствие?
— Великолепное.
— А мы тут совсем зашились с грузовыми перевозками. Заходи к концу смены, поболтаем.
— Зайду, — сказал Климов, — обязательно зайду. К концу смены.
Он еще раз прошел по пассажирскому залу и сел в глубокое низкое кресло под репродуктором. Очередной автобус привез большую группу пассажиров, и зал наполнился оживленной толпой.
Климов машинально взял со столика проспект туристских рейсов.
РЕГУЛЯРНЫЕ РЕЙСЫ НА ЛУНУ, ПОЛНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ ПОЛЕТОВ. В ПУТИ ПАССАЖИРЫ ОБСЛУЖИВАЮТСЯ КВАЛИФИЦИРОВАННЫМИ ЭКСКУРСОВОДАМИ-КОСМОЛОГАМИ, ТУРИСТСКИЕ ЛАЙНЕРЫ ВЕДУТ САМЫЕ ОПЫТНЫЕ ПИЛОТЫ.
«Самые опытные, — подумал он. — Каждый из них еще ходил в коротких штанишках, когда я сделал свой первый рейс на Луну. А сейчас… Самые опытные! Что ж, видно, действительно пора кончать эту комедию. Ружена права. Сейчас, пилот, ты пойдешь в диспетчерскую и скажешь, что завтра… Потом ты зайдешь за Руженой, и больше не будет ни этого томительного ожидания чуда, ни вечного одиночества. Зачем ты берег свое одиночество, пилот? Для дела, которому служишь? Тебе больше нет места там. Теперь тебе на смену пришли самые опытные те, кто еще сопливыми щенками носил на школьные курточках памятные жетоны с твоим портретом. Ну, решайся, пилот!»
Диспетчер — девушка в новенькой, с иголочки форме, со значком Космической академии на груди — смерила его колючим взглядом серых глаз.
— Почему вы не на месте? Только что отправили в больницу второго пилота с ноль шестнадцатого. Кроме вас, никого в резерве нет. За три дня — двенадцать внеплановых рейсов. Сможете лететь?
— Смогу.
— Бегите скорее в санчасть. Ваше дело уже там. Первый пилот — Притчард. Вы его найдете в пилотской. Старт через сорок минут. Счастливого полета!
— Спасибо!
Климов закрыл за собой дверь и прислонился к стене.
«Ноль шестнадцатый, рейсовый на Марс. Бегите скорее в санчасть Нет, дудки! Пусть бегают самые опытные, у них не бывает сердцебиений».
Он стал медленно подниматься по лестнице, останавливаясь на каждой ступеньке.
— Фамилия?
— Климов. Второй пилот с ноль шестнадцатого.
— Раздевайтесь!
Непослушными пальцами он расстегнул китель.
— До трусов.
…Десять оборотов, двадцать, тридцать… сто. Все быстрее вращение центрифуги, все медленнее и слабее толчки сердца. Невообразимая тяжесть давит на живот, сжимает легкие. Тупые, тяжелые удары по затылку Рот жадно ловит воздух. Сто двадцать. Огненные круги бешено вращаются перед глазами, рвота поднимается из желудка и комом застревает в горле. Сто тридцать. Невыносимая боль в позвоночнике. Сто тридцать пять. О чудо! Невесомость. Он парит в свободном полете. Черная бездна усеяна звездами — синими, красными, фиолетовыми. Какое блаженство! Если бы только так не жал загубник кислородного аппарата. Какой болван придумал эти новые скафандры…
— Спокойно, Климов! Глотайте, глотайте. — Врач вынул у него изо рта ложку и взглянул на часы, проверяя пульс. — Сколько вам лет?
— Там написано… пятьдесят два.
— Вы же давно имеете право на пенсию. Какого черта…
— Я не могу.
— Глупости! — Врач подошел к столу и открыл личное дело, — С моей стороны было бы преступлением выпустить вас в полет. Ничего не поделаешь, батенька, возраст есть возраст. Сколько лет вы летаете?
— Тридцать… из них три — в резерве.
— Вот видите, — он перелистывал послужной список, — две аварии за последние пять лет, а до этого… постойте! Вы что, и есть тот самый Виктор Климов?!
— Тот самый.
Врач тихонько свистнул.
«Решайся, пилот! Это твой последний шанс».
— Один рейс. Очень прошу вас…
— С кем вы летите?
— Первый пилот — Притчард.
— Хорошо, — помедлив мгновение, он поставил размашистую подпись на путевке, — я поговорю с ним, чтобы он вас щадил, особенно на перегрузках. Счастливого полета!
— Спасибо!
— Минутку! Вы помните наш уговор? Последний рейс. Вот таблетки. Без особой надобности не принимайте. Так помните?
— Помню.
— Простите, вы Притчард?
Широкоплечий верзила, расправлявшийся с полукилограммовым бифштексом, поднял рыжеволосую голову.
— Угу.
— Виктор Климов. Назначен к вам вторым пилотом.
Притчард исподлобья бросил на него взгляд. Уважение пополам с жалостью. Самые опытные всегда смотрели на него таким взглядом.
— Очень приятно. Садитесь. Что вы будете есть?
— Спасибо, я никогда не ем перед стартом.
— Напрасно. Может быть, кофе?
— Я уже пил.
Первый пилот молча жевал.
«Начальство, — подумал Климов, — сосунок, а начальство».
— Вы летали на шестой серии?
Климов замялся.
— Вообще не приходилось, но я прошел курсы переподготовки.
— Великолепно, — В голосе Притчарда было все, что угодно, кроме восторга.
— Старт в двадцать три тридцать, — сказал он, отодвигая тарелку. — Сейчас объявят посадку. Я пойду оформлю документы, а вы пока проверьте укладку груза.
— Я не должен присутствовать при посадке?
— Нет, там Рита, она справится.
Объявили посадку, и пассажиры устремились к выходу на летное поле. Климов зашел в бар.
— Я улетаю на ноль шестнадцатом.
— Ох, Витька! — радостное выражение на лице Ружены быстро сменилось тревожным. — Да разве ты можешь такой?!
— Ерунда. Врач сказал, что я вполне в форме.
— Ну, поздравляю! — Она перегнулась через стойку и неловко чмокнула его в щеку. — Буду ждать.
— Прощай.
— Подожди, Витенька. — Она торопливо расстегнула халат и оторвала пуговицу от блузки. — На счастье!
Благодарить не полагалось.
У служебного выхода он небрежно показал дежурному путевку.
— Летите, Климов?
— Лечу, вторым пилотом на ноль шестнадцатом.
— Вторая площадка налево.
Климов вышел на поле. Вдали, за железобетонной оградой, высилась стальная громада стартовой башни с устремленной ввысь ракетой.
Он поднял голову и посмотрел на маленькую красноватую звездочку в небе.
«Тебе здорово повезло, пилот!» — Рука нащупала в кармане пуговицу и судорожно сжала ее.
У подножия башни высокая тонкая стюардесса усаживала пассажиров в лифт.
Климов взглянул наверх и направился к трапу.
Он уже был на высоте грузового отсека, когда вновь почувствовал тяжелый, горький комок в груди. Прислонившись к перилам, он взглянул вниз и сжал зубы, чтобы побороть головокружение. Только этого не хватало. Неужели боязнь высоты?! Он поднял взгляд вверх, и вид мерцающих звезд неожиданно принес облегчение…
Грузовой отсек был забит до отказа. Путаясь в многочисленных оттяжках креплений, Климов ползком пробрался в кормовую часть. Кажется, все в порядке, можно идти в кабину.
— Вот черт! — Выбираясь через люк в тамбур, он ударился головой об один из оцинкованных ящиков, укрепленных по стенам. — Однако загрузочка выше нормы!
После полумрака грузового отсека матовый свет плафонов салона казался нестерпимо ярким. Последние пассажиры усаживались в кресла. Стюардесса разносила на маленьком подносе розовые пилюли стартового наркоза.
Идя по проходу, он увидел марсианку. Она посмотрела на него внимательным, изучающим взглядом и насмешливо улыбнулась.
Первый пилот был уже на месте. Климов сел в свое кресло и застегнул ремень. Притчард вопросительно на него посмотрел.
— Все в порядке, но мне кажется, что загрузка превышает допустимую для кораблей этого класса.
Притчард хмыкнул.
— Не беспокойтесь. Есть разрешение инспекции.
В двери появилась голова стюардессы.
— Все! Двадцать шесть пассажиров.
— О'кэй!
Притчард включил микрофон, но вдруг передумал и вновь щелкнул тумблером.
— Слушайте, Климов. Вы ведь опытный астролетчик. Еще в академии я изучал ваши полеты… Вам нечего меня стесняться… Мне говорил врач… Может быть, стартовый наркоз?..
— Чепуха! Я себя отлично чувствую.
— Как знаете. — Он нагнулся к микрофону. — Я ноль шестнадцатый, прошу старт.
— Ноль шестнадцатый, даю старт! — раздался голос в динамике. — Пять… четыре… три… два… один… старт!
Стрелка указателя ускорения медленно тронулась с места и, нерешительно задержавшись на какое-то мгновение, стремительно двинулась дальше.
Климов почувствовал на себе взгляд Притчарда и улыбнулся слабой, вымученной улыбкой. Затем, выждав немного, вытащил из-за обшлага таблетку и отправил ее в рот налитой свинцовой тяжестью рукой.
Первый пилот внимательно глядел на щит приборов. Прием допинга на взлете и посадке был категорически запрещен уставом.
Действие таблетки сказалось мгновенно. Теперь вибрация и тяжесть не казались такими мучительными.
Притчард передвинул маленький рычажок на пульте. Стрелка указателя перегрузки пошла вниз.
— Я ноль шестнадцатый, — сказал он в микрофон, — старт благополучный, курс на заправочную станцию.
— Я вас слышу, ноль шестнадцатый, — отозвался голос. — Старт благополучный, заправочная готова вас принять.
Плавное торможение, две вспышки бортовых дюз, и корабль повис в магнитной ловушке заправочной станции.
«Ловко это у него получилось, — подумал Климов, — ай да самый опытный!»
Притчард отстегнул ремень.
— Послушайте, Климов. Заправка продлится около трех часов. На взлете вы мне абсолютно не нужны. Набор второй космической — это не шутка. Отправляйтесь спать. Две таблетки снотворного. Через двадцать часов меня смените.
— Да, но…
— Выполняйте распоряжение! При такой автоматике я могу подремать здесь. Ясно?
— Ясно.
В синем свете ночных ламп лица пассажиров казались мертвенно-бледными. Они лежали навзничь в откинутых креслах, скованные стартовым наркозом.
На переднем сиденье, скорчившись, спала стюардесса.
Климов прошел в крохотную каюту экипажа и, сняв ботинки, лег на диван. У изголовья, на столике, лежала коробочка со снотворным.
«Выполняйте распоряжение…»
Он вздохнул и одну за другой принял две таблетки.
«А все-таки тебе здорово повезло, пилот», — усмехнулся он, закрепляя спальные ремни.
Климов проснулся от странного щемящего чувства тревоги. Несколько минут он лежал на спине с закрытыми глазами, не в силах побороть действия снотворного.
«Который час? — он отстегнул ремни, рывком сел и взлетел к потолку. Держась за скобы на переборке, осторожно спустился вниз и взглянул на часы, — Черт знает что! Проспал!» Прошло тридцать шесть часов с тех пор, как Притчард отослал его в каюту. Проспал вахту! Позор! Нечего сказать, хорошо начинается его служба на ноль шестнадцатом!
Он нагнулся, натянул ботинки с магнитными подошвами и, волоча ноги, с видом провинившегося мальчишки поплелся в рубку.
Чета американцев, расстегнув ремни, дремала в креслах. Юные эксперты снова сражались в бойк, оглашая кабину веселым хохотом. Марсианка, морщась от стука магнитных костей, сосала тюбик с ананасным кремом.
Стюардесса порхала между креслами, убирая остатки завтрака.
Климов открыл дверь рубки.
— Простите, Притчард. Я знаю, что это свинство, которому нет оправдания.
— Бросьте, Климов. Я рад, что вы хорошо выспались. Корабль на курсе. Можете дремать здесь, в кресле, а я прилягу. Когда вас сменить?
— Когда угодно. Я, кажется, выспался на всю жизнь.
— Хорошо, — первый пилот взглянул на часы, — я, пожалуй, тоже приму таблетку.
…Нет ничего более спокойного, чем вахта в свободном полете. Климов откинулся в кресле и закрыл глаза, прислушиваясь к монотонному пощелкиванию курсографа. Ну вот, он снова в космосе. Теперь, вероятно, надолго. Пилотов, назначенных из резерва, редко снимают после первого рейса. Во всяком случае, несколько рейсов ему обеспечено, а там…
Два взрыва один за другим рванули корпус корабля. Погас свет. В темноте Климов нащупал кнопку аварийного освещения, и рубка осветилась скупым светом маленькой лампочки, укрепленной над пультом.
Во внезапно наступившей тишине стук часового механизма курсографа казался ударами набата. На плавной кривой курса виднелся крохотный всплеск. От него кривая чуть заметно отклонялась влево. Этого было достаточно, чтобы корабль пролетел мимо цели на расстоянии миллионов километров. Нужно немедленно исправить курс. Две-три вспышки из бортовых дюз, и тонкая кривая на бумажной ленте вновь ляжет посередине красной черты, вычисленной со скрупулезной точностью электронными машинами на Земле. Он нажал педаль маневрового двигателя левого борта… Тишина…
Магнитные подошвы больше не притягивались полом, и он двигался по проходу нелепыми скачками, провожаемый встревоженными взглядами пассажиров.
Между дверью, ведущей в тамбур, и комингсом переборки лежал иней. Климов прижался ухом к изоляции двери и услышал тонкий свист. Там, за дверью, была чудовищная пустота, именуемая космосом. Он взглянул на шток автоматического клапана, установленного на трубе, подающей воздух из регенерационной станции в кабину. Клапан закрыт. Это могло означать только одно: разрыв трубопровода.
— Что-нибудь серьезное, кеп? — спросил американец.
— Нет. Микрометеорит пробил обшивку и повредил проводку. Через два часа все будет исправлено. Вот только обед, вероятно, немного запоздает.
Еще бы! Ведь все запасы продовольствия находились там, за этой дверью.
«Два часа, — он бросил взгляд на анероид. — Давление в кабине на пять миллиметров ниже нормального. Через два часа они начнут задыхаться, если только запас кислорода в аварийных баллонах…»
— Два часа, и все будет в порядке, — повторил он, направляясь в кабину.
— Притчард! — Первый пилот спал, раскинув руки. Тяжелое дыхание вырывалось из полуоткрытого рта. — Притчард!
Он тер ему уши, хлопал по щекам, массировал грудную клетку.
— Проснитесь, Притчард!
Тщетно. Сейчас действие снотворного могла парализовать только инъекция энцекардола.
— Рита!
В дверь просунулось бледное, как гипсовая маска, лицо стюардессы.
— Аптечка у вас?
— Она в тамбуре, сейчас принесу.
— Не нужно.
— Я думаю…
— Идите на место! Я буду в рубке. Включите поглотители углекислоты. Кислород расходуйте очень экономно. Никого не подпускайте к двери, ведущей в тамбур.
— Хорошо.
«Ну, решайся, пилот!»
Собственно говоря, решать было нечего. Кислорода в баллонах оставалось примерно на четыре часа. Нужно либо, задраив дверь из кабины в рубку, выбраться наружу через аварийный люк и попытаться проникнуть в кормовой отсек, либо… Двадцать шесть пассажиров.
Скафандр в шкафу. Немного великоват, но ничего не поделаешь. Он закинул руку за спину, чтобы защелкнуть карабин шлема, и почувствовал режущую боль в левой половине груди. Не нужно делать резких движений. Теперь укрепить на груди кислородный баллон и пристегнуть к поясу трос. Не забыть маневровый пистолет. Проклятье! Ни троса, ни пистолета на месте не оказалось. Очевидно, все снаряжение для вылазок в космос хранилось в кормовом отсеке. Ладно, выбора нет. Он проверил герметичность шлема и начал отвинчивать стопор аварийного люка.
Стремительный шквал прижимает тело к полуоткрытому люку. Со взрывом лопнули лампочки плафонов. Черная пластмасса пультов быстро покрывалась толстым слоем инея.
Он бросил взгляд на дверь, ведущую в кабину, и распахнул люк…
За свою долгую жизнь космонавта Климову не раз приходилось покидать кабину в полете, и всегда при этом он испытывал ни с чем не сравнимое ощущение величия космоса. Однако сейчас ему было не до высоких эмоций. Тонкий плотный слой льда осел на петлях, не давая закрыть люк. Упершись ногами в обшивку, он изо всех сил тянул его на себя.
— Сволочь! — Неожиданно крышка поддалась, и, кувыркаясь через голову, Климов начал стремительно удаляться от корабля. Он вытянул руки и ноги. Вращение немного замедлилось, но черный провал бездны между ним и ноль шестнадцатым неуклонно увеличивался.
«Люк!! Никто не знает, что люк открыт. Даже если Притчард проснется до того, как в кабине кончится кислород… Стоит только распахнуть дверь…»
В отчаянии он барахтался в пустоте, сжимался в комок и рывком расправлял беспомощное тело.
«Если бы был маневровый пистолет… Болван! Что толку думать о том, чего нет… Кислород!»
Он перевел рычажок обогрева баллона в крайнее положение и, выждав подходящий момент, резко открыл вентиль продувания.
«Стоп!.. Еще раз… Стоп!»
Все ближе громада корабля, все меньше давление кислорода в баллоне.
«Довольно! — Протянутые пальцы почти касаются спасительного леера. — Неужели мимо?! Последний раз! Есть!»
Сейчас он цепкой хваткой держит металлический прут. Крышка люка совсем рядом. Он накладывает стопор и, сжав от напряжения зубы, затягивает что есть силы маховик. Только бы хватило кислорода!
Медленно перебирая руками, Климов движется вдоль корабля. Ага! Вот она, зияющая дыра с рваными краями! С трудом он протискивает туловище внутрь. Так и есть! Взорвались эти чертовы ящики в тамбуре. Он нагибается и в свете шлемового фонарика различает дыру размером в кулак в трубопроводе, подводящем регенерированный воздух в кабину. Края ее затянуты льдом. Сноп белых снежинок фонтаном вздымается вверх. Слава богу! Регенерационная станция работает. Он подходит к двери, ведущей в машинный отсек, и кладет на нее руку. Чуть ощутимая вибрация от работающих компрессоров похожа на биение сердца.
Нужно торопиться. И так слишком много драгоценного воздуха выброшено в космос. Сначала — пластырь на трубу, затем заняться кабелем. Заплату на обшивку — после…
— Витя! — Ружена уже сняла халат. Костюм из мягкой серой ткани плотно облегал ее стройную фигуру. — Пойдем, милый! Ноль шестнадцатый на Марс уже улетел. Теперь до утра ничего не будет. Мы еще успеем на автобус. Посмотри, на кого ты похож! Пошли! Примешь ванну, выпьешь чаю с малиной. Завтра я выходная, проваляешься весь день в постели.
«Ну, решайся, пилот!»
— Нет, — сказал он, скользнув взглядом по расписанию рейсов, — я буду ночевать в общежитии. Завтра в семь утра нужно быть здесь к отлету маршрутного на Луну. Ведь я в резерве, мало ли что может случиться.
|
||
